Пролог

     Нежный глянец слепит утренними лучами восходящего солнца. Пальцы скользят по безупречно гладким страницам. Запах краски привычно бьёт в нос свежими сплетнями и новостями в мире звёзд. Журнал распечатали пару часов назад, и теперь его тонкие листы быстро проносятся перед сонными глазами. Рядом, на столике, остывает кофе и пара бутербродов с колбасой — шикарный завтрак холостяка.

   Тишину утра разрывает шелест листов. Они так хрустят в моих руках, и так сильно раздражают своим количеством. Красивые девушки, извивающиеся в самых непристойных позах перед камерой, полуголые звёзды, пафос, грязь, сплетни, новые интриги, но я ищу вовсе не то. 20, 37, 50… Где же? Терпение начинает давать трещину в сонном сознании, будоража волну ярости к глупой кипе бумаги, как вдруг с глянца на меня падает завораживающий и роковой взгляд дерзких, чёрных как ночь, глаз.

     Учиха Саске — лучшая фотомодель, скандальный подросток, выскочка, чертовски красивый пафосный малый, привыкший получать всё, до чего дотянется его пальчик. Такой молодой, а уже тонешь в грязи шоу-бизнеса. И куда только смотрят твои родители?

     Листаю страницы: вот ты извиваешься немыслимой дугой на мостике, вот обнажаешь прекрасное тело, дразня юными формами, вот кусаешь мочку уха какого-то крашеного парня, а вот уже тянешь его за галстук к своим красным, словно от недавнего поцелуя, губам… Журнал резко летит в стену, громко падая на холодный пол. Чёртов мальчишка. Твои плакаты украшают стены моей мастерской, твои фотографии, сделанные мной, составляют небольшой альбом. Этого мало. Я хочу писать с тебя лучший портрет! Да, далеко шагаешь, Учиха.

     В семнадцать лет я ушел из дома. Отец видел во мне главу их корпорации, а не художника, к чему душа моя тянулась с пелёнок. Я рисовал на всём и всем, что только попадалось мне под руки! Когда был наложен запрет на обои, я стал задирать настенные панно и писать послания маминым карандашом для глаз там. Отец не понимал искусства, считал его стезёй бездельников. Как же вы были глупы, господин Фугаку.

     Из родного Токио я перебрался в Соединённые Штаты, на юг Калифорнии к берегу Тихого океана. Лос-Анджелес — Город Ангелов. Город больших надежд и больших разочарований. Я поставил на кон всё и не проиграл.

     Сейчас я работаю на преступную организацию «Red Moon». Всё дело в моих проклятых глазах: они способны увидеть больше, чем могут остальные. Когда главарю кажется, что кто-то явно ведёт двойную игру и необходимо вывести крысу на чистую воду, выхожу я. У Хидана всё получается куда изощрённей, в силу его нездоровой любви к истязаниям, но я работаю чище. Силой этих глаз я могу проникать в разум жертвы и пытать его в мире моего Бога Луны, пока тот не сдастся. Дальше решает босс: отдать его Хидану или отпустить. Грязь. Убийство. Шантаж. Жажда наживы. Мы погрязли в этом дерьме, как кирзовый сапог в топком болоте.

     В свои двадцать пять я уже имею квартиру на Бродвее под самой крышей тридцатиэтажного дома. Мои собственные картины скупают коллекционеры. Я добился многого, о чём мечтал, правда, мне пришлось сменить не только город, но и имя. Больше я не Учиха Итачи, покинувший отчий дом в порыве своих семнадцати лет, а просто Андерсен. Самая примитивная американская фамилия, которая первой попалась мне на глаза в телефонном справочнике. Этот город дал мне свободу, деньги, силу, надёжных друзей. Но у него не было Тебя… Маленький братец, я оставил все вопросы без ответов и просто исчез, не оставив тебе выбора. То, какими глазами смотрел на меня восьмилетний мальчишка, когда я разрешал наблюдать за тем, как я рисую, стоило всех звёзд с неба. Я был для тебя эталоном, безжалостно разбившим надежды Фугаку. Однако, похоже, это пошло ему на пользу, и старик решил не вмешиваться хотя бы в твою судьбу.

     И вот, Ты здесь. Не знаю, какими правдами тебя привело на другой край света. Ах, да… мы же братья, чья проклятая кровь всегда сведёт нас вместе, как бы я от этого не бежал.